Экстремизм, не экстремизм…Об экстремизме говорят много, будут говорить еще, наверное, неоднократно. Но ясности этому термину это ничуть не прибавляет. Странное дело. Любит у нас народ навешивать ярлыки, используя при этом слова, значение которых, мягко говоря, далеко не однозначное. А теперь вот этим «промыслом» можно будет заниматься «законно», если будет принят закон Украины об экстремизме… «дождались». Ничего нового автор законопроекта не предлагает – практически слепок с российского аналога, кстати, действующего уже около 10-ти лет. Именно этот факт позволяет предположить наличие элемента злонамеренности в «творчестве» разработчиков, поскольку за это время антиэкстремистский закон в достаточной мере проявил свою несостоятельность. Но об этом чуть ниже.

Для начала отметим, что до сих пор в мире не существует однозначного и общепризнанного определения понятия экстремизма, что уже само по себе является основанием для манипуляций общественным мнением и не оправданного правоприменения. Поэтому желание перейти от теоретизирования, в виду его тщетности, к непосредственной борьбе с этим явлением, представляется очень сомнительным, в смысле справедливости.

Анализ определений понятия «экстремизм», предлагаемых учеными, а также отдельными государственными или международными структурами, указывает на определенные расхождения в мнениях по поводу этого понятия и его содержания. Экспертное сообщество признает проблему определения понятия, но это не помешало процессу создания целостной системы противодействия «экстремизму».

Обобщая всевозможные варианты определений можно выделить несколько противоречий, пожалуй, основным из которых является обозначение видов деятельности, людей и групп как «экстремистских» по причине того, что они «далеки от обычных общепринятых». В этом и заложена основная суть проблемы, поскольку определение того, что следует считать «обычным» или «общепринятым» – это всегда субъективный и политический вопрос.

Что касается субъективной стороны вопроса, то она не связана с установлением или определением истинного экстремизма, потому как истинного экстремизма не существует. Это решение о том, какие действия мы будем считать недопустимыми, т.е. будем запрещать под угрозой наказания, а какие из способов поведения будем считать допустимыми. Одни «экстремистские» действия некоторыми людьми рассматриваются как справедливые и добродетельные, а другие «экстремистские» действия – как несправедливые и аморальные. Это зависит исключительно от ценностей, политических убеждений, нравственных ограничений оценивающего.

Политический аспект в определении «общепринятого» характеризуется изменчивостью и зависит от современного политического и идеологического контекста, курса страны и легитимности руководства. Учитывая, что законодательство вписывается в рамки государственной политики страны, то, власть будет всегда использовать юридические механизмы для защиты своего статус-кво и объявления действий, например, оппозиции критикующей руководство страны экстремистскими, до тех пор пока она власть. Затем они могут поменяться ролями, и «экстремистами» уже могут стать «бывшие».

Возвращаясь к ситуации с «экстремизмом» в России, то по данным правозащитного центра «Сова», произошла «окончательная утрата общественного доверия к антиэкстремистскому законодательству как результат того, что мы называем неправомерным антиэкстремизмом. Отношение к этому закону и правоприменительной практике как к репрессивным сложилось окончательно… Редкий человек, высказывающийся на тему экстремизма, не подчеркнет, что это понятие у нас «резиновое» и что экстремистом можно теперь назвать практически любого».

Для того, чтобы у читателей сложилось более-менее полное представление о последствиях принятия и применения закона об экстремизме, ниже представлены выдержки из докладов, высказывания политиков, общественных деятелей, без комментариев.

 Центр «Сова»:

«…Дошло до того, что даже российский МИД перед лицом Еврокомиссии согласился с тем, что определение экстремизма в России «слишком широко». В мире тоже растет понимание того, что неправомерный антиэкстремизм – одна из главных проблем сегодняшней России… что государство дискредитировало антиэкстремистский закон.

В целом, неправомерное применение антиэкстремистского законодательства следует двум тенденциям (хотя бывают и пограничные случаи). Во-первых, оно используется для борьбы с конкретными «врагами»: религиозными организациями и их последователями, политическими партиями и отдельными политиками, общественными организациями и активистами, СМИ и отдельными журналистами. Во-вторых, в стремлении улучшить свою отчетность в провозглашенной «войне с экстремизмом» разного рода ответственные ведомства занимаются тем, что в просторечии называется очковтирательством; они, образно говоря, ищут экстремизм «под фонарем». К жертвам второй тенденции относятся библиотеки, школы, интернет-провайдеры, случайные комментаторы на форумах, издатели.

Обе тенденции тесно связаны с низким качеством самого законодательства. Все более и более заметно это проявляется в использовании понятия «вражды к социальной группе» для защиты таких групп, как представители власти и правоохранительные органы, а также в гонениях на религиозные группы исключительно за утверждение истинности их веры.

Стоит отметить, что сама легкость процесса признания материалов экстремистскими делает этот инструмент крайне привлекательным для раздувания статистики и имитационной борьбы с экстремизмом

Комитеты по законодательству и по делам общественных объединений и религиозных организаций нашли законопроект избыточным и полным противоречий. …Однако уже имеющихся законодательных инструментов вполне достаточно для противодействия…».

 Владимир Рыжков. Депутат ГД

«…Это слишком расширенное толкование, что такое экстремизм вообще, что позволяет, в принципе, любому следователю любого критика власти, любого активного политика или любого общественного деятеля обвинить, объявить экстремистом. …знаете, сколько у нас определений экстремизма в этом законе? Я не поленился, подсчитал, 13. …и все разные. …Закон, на самом деле, открыл дорогу для произвола.

И только за подозрения в мотиве или в намерении экстремистской деятельности могут прослушивать, в принципе, любого, понимаете? Т.е. это прямое нарушение конституции, потому что конституция четко говорит – неприкосновенность частной жизни, частной личной информации, переписки почтовой, телефонных переговоров… Теперь это табу снято этим законом.

Вы правильно, говорили о том, что это другая страна. Это, действительно, другая страна, потому что идет демонтаж основных наших конституционных прав… Оппозиционная деятельность ставится под сомнение, потому что обвинить любого критика власти сейчас в экстремизме, просто можно сделать элементарно.

Сегодня не только я один выступал, сегодня выступал Виктор Иванович Илюхин, очень известный юрист, депутат, выступали другие депутаты, все говорят – нельзя такой закон принимать, что мы делаем.

Закон был принят сегодня исключительно голосами «Единой России». Так что вся политическая ответственность за этот закон лежит на «ЕР», граждане должны это знать, и конечно, на президенте страны, потому что он потребовал принять этот закон в этом послании недавнем. Вы же помните, он в послании сказал – мы должны ужесточить ответственность за экстремистскую деятельность. И «ЕР», принимая этот закон, прямо говорила, что мы выполняем поручение президента.

И именно для того, чтобы бороться с политическими оппонентами, а не с реальными экстремистами, понадобилась эта расширительная трактовка и расширение статей уголовного кодекса.

И в условиях, когда любой противник власти может быть объявлен экстремистом, у нас уже начали появляться политические. Т.е. у нас, по моим оценкам, уже сейчас порядка 30 политзаключенных есть, сейчас в нынешней России. Но этот закон открывает дорогу к более широким репрессиям. …Т.е. постепенно будет создаваться целая такая, знаете, система борьбы с так называемыми экстремистами».

 Зам. руководителя фракции «Справедливая Россия» в Госдуме, зам. председателя думского Комитета по безопасности Геннадий Гудков:

«…Критика власти очень часто судами признаётся экстремистской деятельностью. …Если мы пойдём этим путём, тогда надо полстраны пересажать, потому что критика власти в Интернете нарастает».

 Аналитик движения «За права человека» Евгений Ихлов считает, что жертвой этой нормы могут стать независимые СМИ: «…Призывы к экстремистской деятельности в Интернете, как и в обычных СМИ, будут караться сроком до пяти лет лишения свободы».

 Руководитель правозащитной ассоциации «Агора» Павел Чиков считает: «Поправки от МВД открывают возможность для давления на Интернет и предполагают широкое поле для злоупотреблений. В последнее время участились случаи уголовного преследования людей, которые высказывали свои суждения по тому или иному поводу в сети».

 По словам адвоката Дмитрия Аграновского, «под экстремизмом у нас понимается любое инакомыслие».

 Член Совета по развитию гражданского общества и правам человека, Валентин Гефтер:

«…Что больше всего нас сейчас волнует, – это то, что мы называем неправомерным антиэкстремизмом, который все чаще приводит к неоправданному ограничению, а иногда к прямому нарушению прав граждан и их ассоциаций.

В связи с этим мы Вам предлагаем сейчас существенные поправки в федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности», связанную с ним статью УК и другие нормативные акты… Нам кажется, что нужно начать в этом смысле (в смысле модернизации антиэкстремистского законодательства) в первую очередь с правовой дефиниции (процедура придания строго фиксированного смысла терминам языка – прим. авт.) экстремизма. В настоящее время она чрезмерно широка, расплывчата и, главное, далеко выходит за рамки привязки экстремизма к насилию… Все это порождает массу злоупотреблений, что, с нашей точки зрения, дискредитирует противодействие экстремизму в глазах общества. И главное, такая постановка задачи не дает правоохранителям сконцентрировать свои усилия на действительно наиболее опасных деяниях.

Мы прилагаем эти документы с тем, чтобы началась подробная и внимательная работа с самого начала. Без этого мы будем получать только еще большую нестабильность, еще больше резонансных дел».

 Хотят ли граждане Украины жить в такой же стране?

 

А. Селяметов