В предыдущей статье мы представили нашим уважаемым читателям повествование о жизни в Крыму путешественника XVI в. Дабы не осталось сомнений в том, что уклад жизни мусульман Крыма строился на основе Шариата не взирая на временные рамки, мы подаем описание Крыма российским путешественником Евгением Марковым, бывшем здесь в 60-х г.г. XIX в., примерно через 80 лет после аннексии Крымского ханства Российской империей. Если от сообщений Литвина современного читателя отделяет почти 400 лет, то Марков составил свои записи всего 150 лет назад, и, вполне возможно, кто-то из представителей нынешнего старшего поколения имел возможность, пусть и в раннем детстве, пообщаться с уже пожилыми людьми, жившими во времена путешествия Маркова по Крыму. Поэтому, данный очерк имеет для современных крымских мусульман весьма важное значение.

Первое, что поражает Маркова при въезде в Крым – это внешний вид местных жителей. Автор пишет: «Я с большим удовольствием всматривался в незнакомый тип лица, сквозь который так понятно говорила незнакомая жизнь. Поразительный контраст со всяким европейцем вообще, ещё поразительнее контраст с нашим русским типом. Эти глаза, полные сосредоточенного огня, глядят твердо и серьезно, но без тревоги, без порывов. Это мусульманские глаза, глаза фатализма. В них не светит смелый дух предприимчивости, искания, борьбы. Но вы чувствуете, что этот глаз не сморгнет перед занесённым кинжалом и не задрожит слезою при виде крови. Авраам [пророк Ибрагим], бестрепетно закалывающий родного сына, может быть, смотрел этим строгим, непоколебимым взглядом. Дух, озаряющий такие глаза, требует для себя постоянной и ясной цели, во имя которой он должен приносить жертвы… Абрек, умирающий под саблями врагов, в радостной надежде перейти прямо с поля смерти в обитель рая, не может смотреть иным взглядом… В бритой голове татарина, правильной и сухой, без беглых мин на лице, с прочно застывшими и прочно выработанными чертами, в этом строгом, прямом носе, в этой прямой, строгой бороде, в этих строгих, вечно сдвинутых бровях, но особенно в этих неподвижно горящих, глубоких и суровых глазах я прочел все, о чем говорю теперь…» Так и вспоминается поговорка «со стороны виднее…», и с грустью осознаешь, что мало кто из современных мусульман Крыма подходит под это описание своих предков.

А вот автор впервые увидел крымскотатарских женщин: «Женщины, как каменные статуи, обмотанные с головы до ног в белые чадры, с едва оставленным просветом для глаз… Смешно, однако думать, будто эти укутанные красавицы – жертва стоглазой ревности, несчастные затворницы, которых красота насильно погребается от взора человеческого. О, да это далеко не пленницы и не жертвы! Это заматерелые в своих предрассудках [соблюдение норм Шариата кажется автору предрассудком] мусульманские матроны, упрямые консерваторши, презирающие от души тех, кто не держится заветного обычая. Для них эта чадра такое же неизбежное условие общественного приличия, как для наших дам корсеты и кринолины». Что может быть лучим ответом тем сторонникам западной культуры, которые кричат о «закрепощенной женщине Востока», чем эта поразительно наблюдательная реплика Маркова?

Особенно интересен диалог Маркова с ямщиком из Курской губернии, перевозившим автора по крымским дорогам. Здесь он приведён с некоторыми сокращениями. «Очарованный Крымом, я хотел узнать, так ли, как я, относится к нему мой земляк; но он меня сразу обескуражил. Он стал жаловаться на все: на жару, на камень, на нехристей [т.е. мусульман], на дороговизну, на то, что черного хлеба не дают, на то, что народу мало.

-  Скверно! Посреди чужого человека живешь. Эти татары, как ведь друг дружку проводят, а нашего брата изъедают. Ему досадно, что мы у него первое место заступаем, ему при нас околевать приходиться; потому что он пакость, его сменить с русским нельзя… Поста [христианского] не блюдёт, а так же обряд имеет: свиньи не ест; тут свиньи на поле дохнут. Сваришь, это, отличный борщ с салом; смеешься ему: поешь, татарин, борщу! – И! замотает головой… Плюнешь да отойдешь: ах смех берет: погань [ямщик считает мусульман язычниками], а закон свой блюдет!...» далее Марков рассуждает: «Признаюсь, меня поразила эта незыблемая крепость убеждения, не зависящая ни от каких фактов… это ничем не оправдываемое и вместе с тем ничем не скрываемое презрение к татарину, как к чужому. Я видел, как земляк много врал на татар без зазрения совести… Об измене татар во время севастопольской [Крымской войны 1853/56 г.г.] ямщик говорил, как о вещи, не подверженной ни малейшему сомнению… Впрочем, такой взгляд на татарина необходим для полноты отношений русского мужика к нехристу».

Однако в конце ямщик делает интересное замечание: «Толкуем это мы, рассейский народ [народный вариант слова «российский»], как вот есть, промеж себя: ну, кабы эти горы к нам в Курск аль Орел, сказать бы, хоть в Москву – ведь разбои бы были. Леса! а здесь и воровства не слыхать. Бывает, едешь пьяный, так хоть бы раз колокольчик или вожжи сняли. А у нас бы это ребята давно все поотрезали и тебя бы с телеги сложили». Прошло более 150 лет, а такие «ямщики», не понимающие и не желающие понять мусульман, с которыми рядом живут, до сих пор встречаются, причем не только в Крыму. Но, к сожалению, «незыблемая крепость убеждения, не зависящая ни от каких фактов» по отношению к соблюдающим мусульманам нынче проявляется и среди некоторых этнических мусульман.

Через степи путь Маркова лежит в Бахчисарай, где его удивляет происходящее на рынке, а именно – поведение продавца-мусульманина: «Три папушки табаку привлекли к себе целую ораву. Суровый хаджи в белой чалме – счастливый владелец этих папуш – относится к алчущим покупателям с безжалостным спокойствием мусульманина… Его седые брови неподвижно нахмурены, ни один желтый мускул не шевельнется вокруг угрюмых глаз, устремленных в пространство. Как будто бы он вовсе не замечает своих покупателей и вовсе не желает их». А ведь этот продавец всего лишь прекрасно понимал, что его жизненный удел только от Аллаха, и вне зависимости от его отношения к торговле, он получит тот доход, который предопределил ему Господь Миров! Увы, не часто сейчас встретишь подобное отношение к бизнесу и доходам.

За 80 лет владычества России в Крыму в жизни мусульман произошло мало изменений, ассимиляция еще не пустила свои губительные корни: «Рядом с моею коляскою давно уже шел русский солдатик, тоже, должно быть, из небывалых здесь… Он сказал мне с выражением бесконечного презрения: «Ведь вот же, ваше благородие, дурни такие на свете есть, как это у них все по-дурацки, не по-русскому»». Но определенное влияние завоевателей уже прослеживалось: «Русский человек внес один элемент в бахчисарайскую жизнь. Среди татарских лавчонок я вдруг с чувством какого-то родственного расположения увидел родную надпись: Разгуляй – питейный дом распивочно и на вынос. Наш брат-русский втянул-таки и в этот уголок Стамбула или Каира свой неизбежный кабак, да еще, бестия, словно в насмешку, нарисовал на доске татарина со штофом! Вот уже, нечего сказать, нашел виноватого! С больной головы да на здоровую». А ведь при Османском исламском государстве ни о каких питейных заведениях и речи быть не могло!

Завершает свои впечатления о Бахчисарае Марков следующими словами: «Да, отличную столицу устроили себе старые ханы; есть за что поблагодарить истории и потомству… И, наглядевшись на этот народ, на эту жизнь, вдруг вспомнить, что мы были у них в рабстве почти два с половиною века!»

Абдульгафар

Продолжение следует…